Палки и кастеты. Из серии: про ФРГ и ГДР
1985 год. Февраль. Микрорайон Ленинграда, именуемый со стародавних времен, «Гражданка».
С конца века XVIII, владел здешними землями граф Роман Илларионович Воронцов. В знатном его имении был парк с аллеей, вымощенной мраморными плитами, ключи чистейшей питьевой воды и церковь в память об умершей в Венеции Екатерине Алексеевне Синявиной, жене младшего сына графа Воронцова-Семена Романовича Воронцова. В двух верстах Охтинские пороховые заводы. Также в хозяйстве заводик по производству водки, красивый сад. По дороге в сторону Мурино расположилась деревенька «Горожанка», а уж немногим позже, лет через тридцать, возникла колония русских немцев – «Гражданка». 200 лет мирно, образцово и показательно соседствовали на этом участке Петербургской земли русская и немецкая «Гражданки». Жили в согласии, по обеим сторонам Муринского ручья: ингерманланландцы, русские, немцы, финны.
Где-то с конца 60-х годов ХХ века две части микрорайона, разделенные между собой Муринским ручьем, в народе стали называть: ГДР и ФРГ. В наши дни сейчас здесь благоустраивают Муринский парк, высаживают деревья, мостят плиткой дорожки. Сейчас это действительно парк. В 70- 80-е годы XX века, картина здешняя выглядела значительно более суровой. О благоустройстве и, как сейчас говорят, «комфортной городской среде» можно было только размечтаться. На заболоченном пятачке со стороны Северного проспекта, сторона ФРГ, проглядывались остатки фундаментов разрушенных частных домов, кое-где зияли оставшиеся после войны воронки от снарядов. Заросший ивняком строительный мусор, с опасно торчащими штырями арматуры, заболоченные ямы. А рытвины, скрытые за камышами, напоминали о разных перипетиях времени. Ближе к Мурино (в сторону пр. Руставели) среди неухоженных зарослей пролегали змейки окопов оборонительной линии северного укрепрайона блокадного Ленинграда, лежали противотанковые тетраэдры, хаотично валялись бетонные плиты. Зловеще вылезали из бетонных коллекторов трубы ливневой канализации, пополняющие стоками Ручей. Проложенная по верху магистральная ветка газопровода тянулась параллельно Северному проспекту. Грязное русло самого Муринского ручья – памятник индустриальной аварии, с пронизанными крысиными норами, берегами и постоянно парящими канализационными стоками получило емкое народное название - «говнотечка». Несколько официально благоустроенных дорожек из гранитного отсева, ведущих вдоль березовой рощи и высоких берегов ручья, являли собой наиболее безопасные для людей пути передвижения. Рельефный ландшафт когда-то красивейшего притока Охты потрепала война, затем свой тяжелый отпечаток оставило бурное строительное развитие района середины 60-х. Позже, миновав непростые перепады истории, участок погрузился в серое перестроечное забвение. Именно об этом времени и пойдет речь.
Мода начала 80-х в подростковой уличной среде: ватник, ушанка, брюки серые со стрелкой и кирзовые сапоги (кирзачи) с подвернутым сложенным голенищем. Такой вот кутюр от «Муринского» универмага. Получить ни за что в челюсть кастетом или цепью по туловищу можно совершенно неожиданно, случайно нарвавшись на уличную компанию. Зацепиться за бампер автобуса ЛИАЗ под номером 40 или 38 и проехаться на корточках в скользких кирзачах по ледяному Северному проспекту, что может быть интереснее? Прокатиться на лифте, забравшись на кабину сверху, или на лестнице с задней стороны троллейбуса, или прицепиться к пригородной электричке на станции Ручьи. А еще вскрыть дверь шахты метро, спуститься по винтовой лестнице до самого подземелья, чтобы, испытывая страх на грани стрессового мочеиспускания, поглядеть, как по тоннелю проходят поезда метро. Вот это забава! Мне же было интересно совсем другое. В те дни, когда не было тренировок я выходил на Муринский ручей, чтобы покататься на лыжах. Коньком и классикой километр за километром, час за часом скользили по трехкилометровому кругу полупластиковые «Тиса». По кругу с подъемами и спусками, нарезанному благодаря идейному старанию учителя физкультуры нашей школы, мне удавалось проводить неплохие равномерные тренировки, насыщаясь на морозе кислородом. Зимой, а зима тогда начиналась в октябре, почти все уроки физкультуры проходили на лыжах и в основном на Муринском ручье. Школьные соревнования по лыжам тоже проводились на Муринском ручье, считалось, что один круг – три километра.
От постоянных потасовок и драк, скручивания лампочек в подъездах, кидания в потолок смоченных слюной и мелом зажженных спичек, затачивания в острое шило напильников и другой изобретательной дурости, меня уводили лыжи и разные виды спорта (футбол и баскетбол), которыми я занимался еще до серьезного увлечения академической греблей. Но вряд ли можно всегда оставаться в стороне, безучастно наблюдая, как одна группа идет боем на другую, и еще если та, которая «наша», проигрывает. Подоплека драк между ФРГ и ГДР как правило была не сильно понятна, здравому смыслу и логическому объяснению не подлежала. Конфликт был попросту выдуман на потеху дня. Ну, а если по-простому, то примерным мотивом территориальных драк служило безделье мальчишек после школы и мстительное желание наказать обидчиков побитого товарища. Мне тогда казалось, что пусть хоть тысяча драк, чем например: издевательство над беззащитными животными. Безумное безделье, а возможно отсутствие какой-то из извилин, приводило особо одаренных деградантов к подвешиванию в подвалах кошек и котов. Хромой котенок с выколотыми глазами или подвешенные за хвосты или за шею в ряд животные. Все это не могло оставить равнодушным. Потом правда это прекратилось. Но сам факт присутствия дикого садизма был необъясним.
В 80-е годы пешеходного мостика через Ручей возле березовой рощи еще не было (он появится только в конце 90-х). Лишь металлические трубы и бруски, криво брошенные кем-то против теплого парящего на морозе течения Муринского ручья, служили подобием перехода с одного берега на другой. Но отважиться испытать судьбу и перейти с берега на берег обычно никто не решался. Мало было желающих оступившись, провалиться по шею в парящие теплые канализационные нечистоты под писк серых крыс. Как-то раз во время очередного похода по берегам ручья мы видели следующую картину: по течению ручья неслась металлическая банная шайка, наполненная пищащими то-ли от ужаса, то ли от радости крысами.
И вот световой день подходит к концу. Белый снежный пустырь постепенно погружается в сумерки. На Ручей выходят его обитатели. Видимо, следуя временной договоренности, как по команде с одной стороны ручья быстро появляется группа от десяти до пятидесяти подростков с цепями, палками. Столько же с другой стороны. В основном все в ватниках и кирзовых сапогах, как у заключенных. Может это и не удивительно, что после потрясений ХХ века, с ГУЛАГом, зонами, лагерная субкультура довольно легко проникала в детские мозги с жаргоном и элементами одежды. Иногда бои завершались полным поражением одной из сторон, что влекло за собой вынужденное усиление и мобилизацию рядов побитого отряда. И вот, вновь пополненные сильными бойцами. Силы ФРГ наносят убедительный реванш ГДР-ровской армии. Кровь на снегу, поломанные носы, фингалы и ссадины. Бойцы уводят травмированных товарищей, а те что-то кричат в след обидчикам. Эхо доносит оскорбления и в ответ на эти крики, почти уже поверженные снова получают порцию окончательно деморализующих ударов. Случалось, что армии ФРГ и ГДР объединялись и шли на армию граничащего Выборгского района или на сторону ФРГ, примыкавшую к улице Карпинского и проспекту Руставели. Бывало, что вовремя поспевали милиционеры из отдела №3, вызванные бдительными гражданами, наблюдавшими за подготовкой драки из окон своих квартир в домах на Северном и Луначарского. Нередко число собравшихся вызывало опасение милиции еще до начала столкновения и драку удавалось локализовать до ее начала. Перебор, когда с одной стороны человек пятьдесят, а с другой и того больше. Некоторых, кого получалось изловить, увозили в милицию.
Однажды армия ФРГ перешла на сторону ГДР. Били всех, кто попадался на пути, кто плохо отвечал или не успевал убежать. Ни за что, капитально отметелила мальчишек с улицы Ушинского. Один из побитых пообещал позвать старшего брата, десантника. На следующий день вся толпа торжествуя собралась на холме ручья возле березовой рощи (сторона ФРГ) в ожидании ответа со стороны противника. Как всегда, знакомый колорит: кирзачи, ватники, спортивные шапочки-петушки или ушанки, цепи, палки. Долго никого со стороны ГДР не было видно. Собравшиеся бойцы уже было совсем расслабились, пока не заметили человека, который бежал со стороны ГДР (со стороны проспекта Луначарского из-за гаражей). В левой руке бегущий зажимал какой-то предмет. Начался смех и шутки.
– Сейчас мы его отоварим, – с усмешкой сообщил профессиональный второгодник и известный местный хулиган по прозвищу Шкет, поправляя кастет на правой руке. – Почешем ему спинку цепью, а между лопаточками – кастетом.
– Слушай, Шкет, что-то он уж больно быстро бежит. И в руке, похоже, нож, – говорил Андрюха Анисимов, завсегдатай уличных драк.
– Так ему ж еще через ручей как-то перебраться нужно, – ехидно, но слегка умерив пыл, отвечал Шкет. А что, бежит быстро, так может его на горшок приспичило?
– Ну не знаю. Что-то не особо смешно. А если он переберется, нужно ж будет его быстро гасить, – неуверенно, но пытаясь храбриться, говорил Андрюха.
– Как бы нам самим кровавыми соплями не умыться… А Шкет, слышишь? Что застыл?
– Думаю, может лучше… – ответил Шкет, и последнее его слово услышали только те, кто стоял совсем близко.
Почувствовалось некоторое брожение. Ряд перестал быть одной линией, словно кто-то разорвал несколько делений в цепочке.
По мере приближения, отчетливее становилось ясно, что бегущий нисколько не боится в одиночку дать бой всей толпе, состоявшей примерно из пятнадцати бойцов. И эта уверенность бегущего, скорость его бега, ловкость движений, сбитость его тела внушали определенную тревогу собравшимся. На встречу к толпе людей, вооруженных цепями, палками, кастетами может бежать тот, кто не сомневается в своем превосходстве. Или же тот, у кого напрочь отсутствует болевой порог, а возможно и тот, кому уже нечего терять. Как говорится: который и сам получит, но при этом большинство покалечит. Сначала в толпе сомневались в возможности бегущего преодолеть ручей, но, когда он буквально в два шага перелетел через неровно лежащие бруски и трубы, и когда уже все смогли рассмотреть его, то смех ушел, а руки с цепями и кастетами стали дрожать. У только что бравирующих своей храбростью возникла одна мысль – бежать. Скорость, с которой сокращалась дистанция, явно свидетельствовала о подготовке. Возможно, бывший военный десантник, возможно прошедший Афган, эти предположения заставили шумную толпу задуматься, прозреть и быстро принять одно лишь верное решение – уносить ноги.
– Смываемся. Он убьет. Может ствол у него или длинное шило, – заорал со страху Шкет.
– Что? Ствол у него? Бежим!
И вот уже на снегу остатки амуниции и сверкающие пятки убегающей толпы. Чего ж не убежать, если не знаешь, чем для тебя окончится столкновение и, если в тебя вселился дикий страх.
В какой-то миг на холме остались двое. Один случайный лыжник в моем лице и, возможно, афганец, который бежал поговорить или расправиться с обидчиками брата. Иной раз я так же трусливо убегал вместе со всеми, хотя никого не бил, однако и не заступался, но совесть моя была чиста. Просто убегал за компанию, чтобы не остаться крайним в чужих разборках. Чтобы не уйти с лыжной тренировки со сломанным в очередной раз носом. Но в тот день я трусить не хотел или не мог, просто стоял как вкопанный на лыжах, уперевшись палками в подмышки. Скорее даже было во мне не чувство страха, а полное оцепенение, какое случается, когда не знаешь, что нужно делать. Словно в руках два электрических провода, а рядом никого нет, кто ударит или оттащит. Получить удар ножом в горло или в печень я приготовился. Готов ли был к защите? Не знаю, не совсем уверен в том, что мог защищаться. Сначала боец пробежал мимо меня. Рассмотрев его поближе, стало совсем ясно, что это взрослый человек лет двадцати пяти, настоящий представитель боевых подразделений, а может борец или рукопашник: коренастый, широкоплечий. Бежал легко и ловко, как в кроссовках, не смотря на кирзовые сапоги и толстую куртку. Что было у него в руке, вернее под рукавом куртки я так не понял. Он пробежал еще немного. Когда сверкающие пятки беглецов исчезли, растворились во дворах за Северным проспектом, он развернулся и пошел ко мне. Молча и уверенно шел навстречу, а я просто стоял не шевелясь.
– Ты знаком с ними, знаешь кто из них лидер? – спросил он меня.
– Знаком, – не стал обманывать я, при этом ожидая подлого удара.
– Поговори с ними. Обещаю, что никого убивать не буду. Пусть завтра придут на это же место в 15 часов. Я приду один. Нужно поговорить.
– Хорошо, – пообещал я.
– Тебя ведь я не тронул, хотя мог бы. Так ведь? Передай им, что жду завтра, пусть не опаздывают, – еще раз повторил незнакомец.
На следующий день почти вся вчерашняя компания встретилась мне возле школы. Рассказал им о разговоре. Смеяться и шутить никто не стал, вид у всех был серьезный. В 15 часов трое основных, самых главных и самых сильных явились на встречу без цепей и кастетов. Состоялась беседа, о деталях которой никто не распространялся.
Драки прекратились. Между ФРГ и ГДР было достигнуто перемирие. Берлинская стена в виде Муринского ручья была стерта. По крайне мере, больше массовых драк я не припомню.
В конце 90-х наши мечты медленно и неуверенно стали сбываться. Появился пешеходный мостик. Благодаря всеобщим мольбам началось первое благоустройство. Местный депутат выделил средства. Привезли землю, проложили новые дорожки, вывезли мусор.
О былой вражде сторон можно было вспомнить, отмотав пленку в воспоминания десятилетней давности.
• Примечание. Примерно с середины 60-х годов аббревиатуры ГДР и ФРГ расшифровывались следующим образом: ФРГ- Фешенебельный Район Гражданки; ГДР - Гражданка Дальше Ручья (или Гражданка До Ручья).
Артем Смирнов
Kbstech.ru