Еврейский вариант
1996-2002гг.
С возникновением права управлять автотранспортным средством неминуемо появляется рьяное желание приобрести и сам автомобиль. Вот в руках маленький кусочек юридического пластика с фотографией. Вот этот небольшой по размеру источник возникновения права с закругленными краями, перекочевывает в специально приобретенный бумажник, где имеются разноформатные отсеки для хранения других документов на автомобиль. Теперь нужно само четырехколесное средство передвижения. Взять бы его где-нибудь, да так, чтобы потом не было мучительно больно и досадно. Что б все было так, как надо, а не так, как обычно бывает.
Опыта в автоделе в ту, уже теперь далекую, пору у меня было крайне мало, да и копилка опыта житейского лишь начинала пополняться. Да и то, в основном путем набивания шишек. До момента получения прав я катался с кем-нибудь из друзей, кто готов был выступить в роли автоинструктора. Первые неуверенные попытки выполнить простейшие действия за рулем начинались на Каменном острове. После тренировок мой друг Серега уступал водительское место своего Москвича 2140, пересаживаясь в кресло пассажира. Он подсказывал, что нужно делать и, к моему удивлению, мы ехали.
– Когда будешь трогаться, не забудь проверить поворотник и посмотреть в зеркало заднего вида, – подсказывал Сергей, – потом врубай вторую, а на сорока пяти переходи на третью, – учил меня мой друг.
– Дальше не гони, помни правило – помеха справа. На перекрестке, у Дуба Петра, остановись и всех пропускай, смотри на встречных и пропускай тех, кто едет со стороны моста через Крестовку, – продолжал учить меня Серега.
Возле здания художественной школы, бывшего особняка княгини Кугушевой, я останавливался, уступая водительское место владельцу автомобиля. 31 декабря 1996 года, в ГАИ на шоссе Революции, мной де-факто были получены долгожданные права. Тогда встал один простецкий житейский вопрос, уже озвученный выше: где и у кого купить автомобиль, ведь все подержанные машины 90-х – это «кот в мешке».
Вот передо мной газеты «Из рук в руки» и Реклама «Шанс», записная книжка, ручка, старый дисковый телефон. Как сказал кто-то из мудрых, кажется, древнеримский философ Сенека Младший: «Если не знаешь сам, то спроси». Стараясь придерживаться мудрых постулатов, я решил, что когда сам чего-то не знаешь, лучше спросить у тех, кто знает.
У тебя машину, случайно, никто не продает? – спрашивал я у знакомого художника и фарцовщика со стажем Андрея Сухорукова.
– Узнаю, вроде были тут двое прибандиченных, – припоминал Андрей. – Жигули шестерку отобрали у кого-то за долги, хотели продать по доверке. Но там, сам понимаешь, дело мутное, хотя шестерка, как говорят, в идеальном состоянии: магнитола, диски, фаркоп, тонировка. По цене не спрашивал. Немного попозже найду телефон, перезвоню им на Дельту.
– Понял, спасибо, – отвечал я, пытаясь представить ситуацию с отобранной у кого-то шестеркой. И нужна ли мне такая, отобранная у кого-то, машина?
– Вадим, у тебя может кто из своих машину продает? Ну так, чтобы знать, кто владелец и историю? – задавал я свой вопрос Вадиму Александрову, который с пару месяцев трудился в ГАИ Петроградского района
– Разговор не телефонный. А так, нет хороших машин. Либо угнанные, либо после капиталки движка, либо перебитые, – отвечал Вадим, – Потом при встрече кое-что тебе расскажу. Обалдеешь.
Вообще-то, если без криминала, то один знакомый, в прошлом сотрудник, хотел продать свою тачку. У него Москвич 41 как новый, такой большой современный. Ну, который закругленный, помнишь? Давно во дворе стоит, скоро ржаветь начнет.
– Ладно, узнай, что к чему.
– Хорошо. Позвоню если что.
– Первая машина должна быть простой. Образно говоря – поездил и выбросил. Ищи какой-нибудь недорогой вариант, – обучал меня Михаил Михайлович Колесов, старый приятель отца. Тебе такую машинку надо найти, чтобы зимой в гараже стояла, а летом на ней только до дачи катались. Бывают такие варианты – профессорские.
– Профессорский вариант! – бурно отреагировал Серега, когда мы стояли возле его москвича после тренировки. Ну какой же профессор дешево то продаст, да и к тому же, если действительно профессорский, так такие варианты уходят еще на стадии попадания объявления в «Рекламу Шанс» или из «Рук в руки». Там сразу же местные прикормленные профи выкупают все на корню. Объявления, что выходят, нужно сразу с первым же выпуском ехать и смотреть. А лучше все газеты скупать и сразу обзвон начинать, резюмировал Серега.
– Понимаешь, – продолжил Серега. Он всегда так начинал, когда чувствовал превосходство и осознание того, что в вопросе разбирается гораздо лучше.
– Понимаешь, тебе нужен не профессорский, а еврейский вариант. Самый что ни на есть сионистский, махровый, а лучше даже жидо-массонский вариантище.
– Это как? – вопрошал я.
– А это когда тачка приличная, ну может чуток где-то поцарапанная, но по цене недорогая. Понимаешь, на которой ты отъездишь годик другой без капиталки движка, без ремонта и продашь за те же самые деньги, а то и дороже. Вот это и есть еврейский вариант.
– А где ж такой найти? – снова несколько растеряно уточнил я.
– Вопрос, конечно, непростой, – продолжал Серега. Это, понимаешь, почти как девушку нормальную найти. Кажется, что их много, а нормальных блин нет, одни дуры, – закончил умозаключение Серега.
В общем, я решил, что сначала нужно разобраться со своей записной книжкой. Обзвонить знакомых, всех достойных людей, а уже потом приняться за «Шанс» и «Из рук в руки».
Вечером неожиданно позвонил брат: «Я по поводу машины тебе звоню. Виделся с Борисом Моисеичем. Он сказал, что свою старую кофейную копейку продает. Говорит, никому не продаст пока ты не посмотришь»
Борис Моисеич Зильберштейн слыл влиятельным новым русским. С ним я познакомился через брата, который вместе с Зильберштейном играл в любительской ветеранской баскетбольной команде. Своего рода, клуб любителей баскетбола, но не для всех. Процентов на 50 коллектив баскетболистов состоял из евреев. В те времена стало модно подчеркивать принадлежность к «особому» народу – находить корешки всяческие и так далее.
Евреи держались, казалось бы, вместе, но в их иерархии прослеживалось четкое разделение на бедных евреев «работяг» (честных советских евреев), евреев среднего звена (приближенных к приближенным) и евреев «новых русских» (влиятельных и приближенных к верхним эшелонам), остальные участники баскетбольного коллектива были по большей части русскими. К числу верхнего эшелона еврейской иерархии относился «новый русский» – Зильберштейн. Было у него несколько престижных машин, однако в основном ездил он на бронированном джипе Чироки, при этом в гараже давно стояла старая копейка, которую Борис Моисеевич мечтал выгодно продать. Да-да, именно выгодно, потому что что-либо не выгодное было Борису Моисеевичу малоинтересно.
Будучи владельцем различных видов бизнеса, а также человеком со связями, про себя он любил говорить, в зависимости от ситуации, примерно так: «Я до мозга костей советский человек, старый коммунист, но, правда, с коммерческой жилкой». В иных ситуациях он несколько менял представление о себе: «Можно, конечно, назвать меня новым русским, хотя на самом деле я всего лишь простой еврей, да еще и стареющий» – говорил он. Когда требовалось несколько нагнать жути на собеседника и повысить градус пафосности, Борис Моисеевич извлекал следующую смысловую конструкцию: «Со всеми я стараюсь быть в ровных отношениях, сам иногда не пойму, как мне это удается? Приходится со всеми ладить. С Володей Кумариным я знаком кажется с 1986 года… Нет, вру, с чуть раньше. У Шабтая Калмановича я купил колбасный завод на паях с Левой Рафаловичем, Боря Березовский не считает зазорным иногда прислушаться к моим советам…», и так далее.
Порой в подробностях он делился хитросплетениями всевозможных коммерческих споров, где ему, с его опять же слов, доводилось выступать исключительно в роли примиряющей стороны.
– Я ведь, так сказать, представитель советского цеха, многих и многое помню. Времена нынче лихие, ребят новых множество появилось, а уживаться мирно не каждый умеет. Вот раньше в городе Фека да Барон были, а сейчас кого только нет, – разъяснял Зильберштейн.
Деньги Борис Моисеевич раздавал охотно, но понемногу. Всегда брал расписку, где были подписи свидетелей, как правило, Саши Шапиро и Валеры Петрова. В случае неспособности должника вовремя исполнить обязательство по своевременному возврату долга, Борис Моисеевич напоминал, что долг так или иначе все равно отдать придется. Делал он это театрально, в присутствии многочисленных зрителей. Было такое ощущение, что нравился ему сам сеанс игры. Иногда, в процессе спектакля, он хватался за сердце и чуть ли не падал в обморок. Между тем, я, в силу своей молодости, не придавал значения многим экстравагантным пассажам, искренне полагая, что со мной не может произойти казусных ситуаций.
В долг я не брал, дел никаких на тот момент не имел. Был простым спортсменом, студентом, что с меня взять. То, что хочу купить машину так, то ж купить и не весть за какие деньги. В общем информация о продаже копейки пришлась как раз в пору. Однако, я наивно расценивал, что Борис Моисеич действительно желает продать копейку именно мне. Прежде, чем вручить ключи для просмотра машины, Борис Моисеич, со всем присущим ему обаянием, пригласил меня на тренировку баскетбольной команды и при всем честном народе сказал следующее: «Дорогой мой, Артем. Как же я тебя уважаю. Я долгие годы знаю твоего отца и твоего брата. Тебя ценю, как выдающегося спортсмена и самого честного человека из всех, которых я когда-либо знал. Поэтому возьми ключи от моего гаража, от моей машины, вот все документы. Тебе я доверяю больше, чем самому себе. Поезжай в гараж, посмотри машину и считай, что она твоя. Если, конечно, она тебе понравится, а не понравиться она тебе не может, поскольку лучше машины за эти деньги ты не найдешь. Вот ключи, вот документы. Машина в идеальном состоянии».
Доверие, которое было мне оказано Борисом Моисеевичем Зильберштейном чуть было не ослабило мою бдительность. Признаться, был ошарашен столь высокими словами, произнесенными в мою честь, да еще и прилюдно, в присутствии уважаемых людей. В эти слова даже хотелось искренне поверить.
– Тысяча девятьсот долларов! Это вполне нормальная цена за копейку 79 года, если она в идеальном состоянии, – сказал мне Серега, – Давай завтра поедем смотреть, загоним на эстакаду, – продолжал он. – Да, я с собой возьму Леху, ну помнишь, Леху – бывшего спецназовца, он слесарь и хорошо шарит в кузовах.
Гаражи находились где-то на Охте. На входе в КАС нас приветливо встретил сторож-охранник и чуть ли кланяясь сказал:
– А, к Борис Моисеичу, машину смотреть. Конечно, конечно. Проходите.
Открыли гараж. Машина вся блестит. Вылизана, в хромированных дисках отражаемся, как в зеркалах. На задней полочке лежит милицейская фуражка. Тут Серега говорит:
– Много видел я вылизанных машин. Обычно слишком вылизанные оказывались с какими-то подвохами. Ну да ладно давай смотреть.
Завели. Загнали на эстакаду.
– По кузову все нормально, – говорит Леха. – Есть одна дырка по днищу, но не криминально, заварю в два счета. Так, с виду, самый настоящий еврейский вариант в лучшем виде. Ходим вокруг машины. Но вижу, Серега задумался и что-то его смущает. Спрашиваю у него: «Ну что берем тачку?»
– Взять, конечно, можно, но что-то больно она вся блестит, что-то здесь не так, но пока не пойму, что конкретно, – опять твердит Серега. – Вот интересно, почему обороты у движка такие высокие, вроде прогрелась, а обороты высокие, – задумчиво произносит Сергей. – Дай-ка я двигатель повнимательнее погляжу, открывай капот и нажми-ка газку.
Я поддал газу. Тут Серега выдернул шланг патрубок, а из двигателя повалил черный дым.
– Глуши движок, – машет рукой Серега.
– Что там? – спрашиваю я.
– Движку жить осталось километров 500 не больше, стуканет скоро. Нужна капиталка полная, а это примерно 600-700 долларов, если все нормально пойдет, получается 1900 машина плюс еще 700, 2600 долларов на выходе. Так что ты звони Борису Моисеевичу, проси, чтобы скидку тебе сделал, а затем вези в капиталку, адрес скажу, – закончил свою мысль Серега.
Написал на пейджер Борису Моисеевичу, чтобы перезвонил. Перезванивает:
– Обижаешь, – говорит, – не может двигатель дымить! Да как же так, ты мне про какую-то скидку говорить смеешь! Я же тебе, как другу машину предложил, а ты обижаешь да еще и предъявляешь!.
И даже как-то не по себе, что вроде бы и не должен и не обязан был покупать. Предложение, как говориться, офертой не является и обязанности покупать нет, но нюансик какой-то с осадочком остается. Как мог обидеть человека, доверившего мне больше, чем самому себе?
Ну да ладно. Потом оказалось, что корме баскетбола, Моисеич являлся большим любителем хоккея, ну там Слава (Вячеслав) Фетисов, Павел Буре. Хотел побывать на матче НХЛ с участием Буре. Билет за океан стоил ровно экивалент стоимости копейки, вот и была она вылизана и выставлена на продажу. Я был просто первым подходящим на роль идиота. Потом он, конечно, нашел покупателя, но не сразу. Отечественного еврейского варианта в ту пору мне найти не довелось, попадался один криминальный автохлам. Нормальные машины разлетались словно горячие пирожки у метро. В результате первой моей машиной оказалась БМВ 325i, приобретенная за 2700 долларов у дочери одного ювелира. Машина зверь, но с запчастями полная беда, а сервис если и есть, то такой стоимости, что копейка просто бесплатный детский конструктор. Однажды я решил испытать максимальную скорость моего БМВ. Дело было на военной бетонке, в лесу между Борисовой Гривой и Токсовским шоссе. Тогда бетонные плиты были не так разбиты, как годами позже, и до 170 км/час автомобиль добрался незаметно, на скорости 200 стало страшновато, машину начало трясти. На 230 она срослась с дорогой и прилипла к бетонному полотну, как вкопанная, шла ровно и уверенно, словно готовясь к взлету. На этом я решил остановился. Днем позже заехал в гаражи к знакомому мастеру. Он говорит: «Интересно, а как ты ездишь. У тебя же тяга к рулевой рейке изолентой примотана, как не отрывается – не знаю. Менять давно все пора, убиться можно. Только быстро не гоняй».
В августе 1998 года стукнул кризис. Рубль рухнул, а курс доллара наоборот ушел вверх. За 2700 можно было купить почти две новых девятки. Я задумался о продаже машины, на выгодную продажу рассчитывать не приходилось. Подержанные иномарки никому были не нужны. В те времена говорили: «Машина радует два раза: первый раз, когда ты ее покупаешь, второй раз, когда продаешь». В общем БМВ я продал молодому бизнесмену (нынче он депутат) в 2000 году за 750 долларов и снова вспомнил о понятии еврейский вариант. У капитана дальнего плавания, старинного отцовского друга я купил девятку 1997 года выпуска за две тысячи американских рублей. Вот это и оказался самый, что ни на есть, еврейский вариант, о котором когда-то говорил Серега. Когда я купил эту машину на ней было 250 000 километров пробега. Я добавил сверху еще 150 000 и потом за неделю легко продал эту машину за те же 2000 долларов.
Если вспомнить, что только не происходило с этой машиной: она кипела, дымила белым дымом, один раз на Тучковом мосту разорвало бачок охлаждающей жидкости. Был такой хлопок, что в транспортном потоке многие остановились, видимо подумав, что машину подорвали. Зимой, так вообще отдельная история: аккумулятор приходилось вынимать и носить с собой вместе с барсеткой и магнитолой. Наверное, было забавно наблюдать со стороны, как из машины вынимается аккумулятор, затем магнитола и заносятся в подъезд. В одной руке аккумулятор, в другой барсетка и магнитола. Машина прошла огонь, воду и медные трубы. Чинилась, ремонтировалась и продолжала ездить дальше, несмотря ни на что. При этом, что вообще удивительно, выглядела как новая. Последние полгода, оставляя девятку под окнами дома, я ее даже не запирал, забывал. Дверь захлопнул и пошел, машина открыта, хочешь – угоняй. Но никто не угонял.
Машина не культ, эту истину я прочувствовал и понял благодаря приобретенному автомобильному опыту. Автомобиль, каким бы он ни был, всего лишь кусок бездушного железа, иногда склонного превращаться в ржавый или искореженный металлолом. И вряд ли нужно делать из куска железа объект культа. Машина – дело наживное, сегодня ее нет, а завтра она есть и наоборот. Вероятнее всего, мое мировоззрение на этот счет склонилось в пользу практицизма и расчетливости, повернул ключ – поехал, захотел продать – продал.
Как в том самом еврейском варианте.